Однако и японцам досталось изрядно – все же у них изначально могли вести огонь всего по четыре орудия на борт. Русские корабли в начале боя медленно отставали, однако затем единственное за весь бой попадание с «Морского коня» поубавило «Акицусиме» резвости. Шестидюймовый снаряд, попав в основание второй трубы, позволил японским морякам на себе ощутить действие шимозы. Труба рухнула, вентиляторы разнесло вдребезги, и теперь котлам старого крейсера катастрофически не хватало тяги. Скорость корабля почти сразу же снизилась до несерьезных четырнадцати узлов, и механики сомневались, что смогут поддерживать ее длительное время.
Единственным удачным снарядом «Морской конь» фактически исполнил свою роль в сражении, однако и без этого попадания положение «Акицусимы» было аховым. Орудия «Енисея» развили максимальную скорострельность, и процент попаданий оказался неплох, особенно с учетом бортовой качки и периодического рыскания на курсе. Карапасная броня японского корабля оказалась все же недостаточно прочной, чтобы остановить град снарядов, и повреждения шли одно за другим.
Первые два снаряда не причинили «Акицусиме» серьезного вреда. Снаряды зарылись в уголь и, потеряв скорость, не смогли проломить трехдюймовые скосы бронепалубы. Внешне их взрывы выглядели эффект но – вспышка, а потом черный сноп, вырывающийся из пробоины, – но по сути это был всего лишь раздробленный в мелкодисперсную, почти коллоидную пыль уголь. Контузии, полученные кочегарами, не в счет, по сравнению с жизнью корабля это мелочи, о которых не стоило и упоминать.
Практика использования угольных ям в качестве элемента защиты еще раз подтвердила свою эффективность, но фокус в том, что корабль уголь пожирает прямо-таки с невероятной скоростью, особенно когда идет полным ходом. Третий снаряд, попав в уже на три четверти опустошенную яму, не встретил сопротивления и ударил в броню, сумев практически сохранить скорость. Аккуратная круглая дыра – и взрыв уже там, в недрах корабля. Увы, особого ущерба этот снаряд не причинил, попросту не попав ни во что жизненно важное.
Еще несколько снарядов разбили надстройки крейсера, вызвав серьезные пожары. Два проткнули дюймовую бронепалубу, разорвавшись внутри корпуса, еще один, ударив под острым углом, скользнул по ней, как по катку, и вышел через правый борт, безвредно взорвавшись над морем. Потом то ли от близкого взрыва, то ли от пожара сдетонировали поданные к стодвадцатимиллиметровому орудию снаряды, разрушив само орудие и разворотив борт, но самым серьезным оказалось попадание снаряда на уровне ватерлинии, приведшее к быстрому затоплению отсека. Несколько контуженных и раненных взрывом моряков так и не успели из него выбраться прежде, чем отсек герметизировали, и захлебнулись, но в целом это обошлось кораблю всего лишь креном в три градуса. Неприятно, особенно с учетом врожденной валкости корабля, но не смертельно.
К моменту, когда два русских вспомогательных крейсера вышли из боя, «Акицусима» в общем-то сохранила боеспособность. Все же совсем иная прочность, большая жесткость корпуса, другие требования к остойчивости и плавучести. Да и многочисленный экипаж, натренированный на быстрое тушение пожаров, тоже многое значит. С кормы на «охромевший» крейсер еще накатывался неповрежденный «Херсон», но две кормовые шестидюймовки глухо рявкнули, и обрушившиеся на палубу неосторожно приблизившегося преследователя столбы воды от близких разрывов сразу показали, что артиллерию корабля еще рано списывать со счетов. Чуть положив руль вправо, Ямая обозначил поворот в сторону русского корабля правым, практически неповрежденным бортом. Этого намека оказалось достаточно. «Херсон» отказался от преследования и отвернул в сторону все еще борющихся с огнем товарищей. Несмотря на то что «Акицусима» получила серьезные повреждения, из этого боя она вышла победителем, пускай и по очкам. Правда, и продолжать бой командир японского крейсера не рискнул, предпочтя вернуться к охраняемым транспортам.
Возможно, эта победа смогла бы в будущем если не прославить Ямая, то, во всяком случае, представить его в глазах командования в выгодном свете. Засветиться в нужное время и в нужном месте дорогого стоит, ибо для карьеры ценен лишь подвиг, совершенный на виду у высокого начальства. Сражение же одного против троих, закончившееся победой, без сомнения, выглядело внушительно, пускай и ни один из этой троицы не был ровней полноценному крейсеру. Особенно сейчас, на фоне беспрецедентных потерь японского флота, заставляющих армейцев, глядя на корабли, презрительно кривить губы. Так всегда и везде. Пока флот справляется со своей задачей, все воспринимают это, словно так и надо, а иначе и быть не может. Стоит же флоту потерпеть поражение, морякам этим фактом будут тыкать и под шумок постараются урвать себе предназначенное для моряков финансирование. Хотя бы под тем предлогом, что после потери четырех кораблей флот уменьшился, а значит, надо меньше денег на его содержание. Командир «Акицусимы» это понимал и, несмотря на тяжелые повреждения своего корабля, даже был доволен раскладами. Но реальность, как это частенько случается, оказалась куда более сурова, чем мечты.
Пока вспомогательные крейсеры бодро перестреливались с охраной конвоя, многоопытный Эссен, хорошо понимающий реальное соотношение сил, в бешенстве расхаживал по мостику «Рюрика». Будь у него борода вроде макаровской, он бы ее, наверное, выдрал от злости, но привычка стричь ее коротко весьма осложняла этот процесс. Однако он никогда не стал бы командующим Балтийским флотом, если бы позволял эмоциям брать верх над разумом. Некоторая упорядоченность характера, доставшаяся ему в наследство от немецких, или, если правильнее, остзейских предков, позволяла ставить дело превыше всего, а кровь викингов, в смеси с русской образовавшая взрывоопасную смесь, не позволяла искать иного выхода, кроме победы. И сейчас броненосный крейсер уверенно вспарывал носом волны, а радисты слали на вспомогательные крейсера радиограммы, написанные таким высоким «штилем», что у тех, кто их читал, просто обязаны были заалеть от смущения уши. К сожалению, принимали их только на «Херсоне», как раз наименее причастном к свалившимся проблемам. Радиорубки остальных крейсеров были в нерабочем состоянии – на «Морском коне» от сотрясения из-за близкого разрыва снаряда вышло из строя оборудование, а на «Енисее» радист, едва не задохнувшийся от дыма неудержимо разгорающегося вокруг пожара в смеси с продуктами сгорания шимозы, позорно оставил свой пост. Впрочем, вряд ли кто-то в тот момент осудил бы его.