Крепость - Страница 62

Больше всего Эссену сейчас хотелось идти на помощь своим избиваемым кораблям, но он также понимал, что, пока «Рюрик» добивает японский крейсер, транспорты успеют сбежать. В океане следов нет, им достаточно сменить курс – и найти их, скорее всего, не удастся. Ох, как же жалел сейчас Эссен, что в трюме «Херсона» не нашлось этой новомодной игрушки под названием самолет. Да, летающие этажерки выглядели смешно и ненадежно, но сейчас очень пригодились бы в качестве средства разведки. Или вон и в Германии, и в России уже давным-давно придумали, как искать чужие корабли с помощью радиолуча, и что же? Как не было доведенных до ума образцов, так и нет…

Вот и приходилось «Рюрику» вместо того, чтобы помочь вспомогательным крейсерам, идти на перехват транспортов. Потопление чуть ли не антикварного, но все же крейсера красиво звучит в победных реляциях, но перехват транспортов с грузами все же важнее. Особенно если учесть, что груз наверняка очень важен, иначе вряд ли послали бы его под охраной боевого корабля. И он успел, причем в горячке боя сражающиеся даже не обратили внимания на мелькнувший на самом горизонте дым. Не такой и густой, кстати, кочегары на «Рюрике» были отменные.

Зато капитаны грузовых судов, обнаружив перед носом огромный корабль с одним видом внушающими уважение орудиями, предпочли не играть в героев. Попытайся они уйти, бросившись в разные стороны, шанс был – пока «Рюрик» будет топить одного, второй, может быть, и сумел бы оторваться. Однако боевой дух гражданских самураев оказался явно не на высоте, поэтому и машины транспорты застопорили, и призовые партии на борт приняли без звука. А еще через несколько минут их командирам стала ясна причина их сговорчивости – один из транспортов был загружен боеприпасами – от сравнительно легких снарядов к полевым орудиям до одиннадцатидюймовых «чемоданов» для осадных мортир. Тех самых, которые в прошлый раз пустили на дно стоящие в гавани Порт-Артура боевые корабли.

В принципе это объясняло сговорчивость капитана транспорта – ему, видимо, не слишком хотелось разлетаться на атомы вместе со своим кораблем, и тот факт, что он даже не успеет ничего почувствовать, выглядел слабым утешением. Второй транспорт, загруженный не столь взрывоопасно, всего-то восемь стодвадцатимиллиметровых гаубиц немецкого производства, правда со снарядами, а также несколько тысяч винтовок и патроны к ним, также не стал выказывать лишнее рвение и спустил флаг по первому требованию.

Пока русские загоняли пленных японцев в трюм – после случившейся накануне бойни доверять им никто не собирался, и зря рисковать своими шкурами тоже, – «Рюрик» был вынужден находиться рядом. Однако, как только контроль над трофейными кораблями был установлен, он полным ходом устремился в ту сторону, откуда все еще доносился ослабленный расстоянием гром орудий. И это поставило крест на честолюбивых мыслях Ямая, которому так и не суждено было стать адмиралом. Его будущее разбилось о русскую сталь.

«Акицусима», поврежденная, дающая сейчас не более двенадцати узлов и все еще оставляющая густой дымный след от не потушенных до конца пожаров, флагману Балтийского флота и в лучшие-то времена противником не была. Обнаружив перед собой идущую на всех парах броненосную смерть, Ямая еще попытался сопротивляться, развернувшись к «Рюрику» правым бортом, однако все это было не более чем трепыханием мышки в лапах кота. Эссен не боялся ни моря, ни бога, ни даже начальства, и уж тем более не могли его остановить слабосильные японские орудия. Залп из восьмидюймовок с десяти кабельтовых, на которые он подошел, разнес японскому кораблю половину борта и выбил три орудия из четырех.

После второго залпа на «Акицусиме» взорвался заряженный минный аппарат. Четырнадцатидюймовая самодвижущаяся мина была к началу войны архаизмом, однако для покалеченного корабля хватило и ее. От взрыва треснул киль, и на глазах у русских моряков японский крейсер вдруг изогнулся, словно был сделан из каучука. Нос и корма задрались вверх, а центр корабля начал оседать. Стальные листы бортов рвались, словно сделанные из бумаги. Потом обе части крейсера встали практически вертикально, а затем словно провалились под воду. Все это действо, от первого залпа «Рюрика» до появления огромного водоворота на месте гибели «Акицусимы», заняло не более трех минут. Спасенных с японского крейсера не было.

Борт крейсера «Рюрик», два часа спустя

– …Я еще понимаю этих мальчишек, но вы-то, вы, Стюарт, куда смотрели? Лавры Нельсона покоя не дают? Так успокойтесь, такими темпами вы тоже станете одноглазым, и намного быстрее, чем вам того хочется!

Адмирал Эссен был взбешен и плевался словами, не скупясь на эпитеты в адрес подчиненных. Подобно всем русским – да и не только русским – морякам, он знал массу слов, выражений и их сочетаний, применительно к любому случаю, и не стеснялся их применять. Конкретно сейчас стоящая перед ним троица узнавала о себе много нового и интересного, а поскольку спорить с адмиралом не самая лучшая идея, то им оставалось лишь стоять и молча обтекать. Ибо – за дело, и все они это понимали. Оставалось стоять и трепетать, чем получавшие по мозгам командиры вспомогательных крейсеров и занимались.

– Я считаю, что поступил правильно, – резко ответил Стюарт.

Лицо его было обмотано толстым слоем бинтов – осколки японского снаряда в двух местах распахали левую щеку и наискось прошлись по лбу. Не смертельно, однако болезненно и вдобавок очень неудобно. Вот и сейчас, стоило британскому капитану слишком резко шевельнуть губами, как раны на щеке тут же стали кровоточить, на бинтах проступили темные пятна. Тем не менее он был единственным, кто рискнул возразить адмиралу, все же дисциплина, вбитая кадровым офицерам на уровне подкорки, довлела над ним не столь сильно. А может, причиной его храбрости были доза морфия, вколотая доктором, и принятый уже после этого коньяк.